![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
Рассеянный склероз |
8. В
С Т Р Е Ч А. Это фантастика. Мне не верится, что такое случается. Такое может быть только в хорошей мелодраме или в «мыльной опере». Я разыскал в Минске Лену Трунову. Та, о которой я вспоминал в «Школьные годы». Девушка, которую я впервые поцеловал, как взрослый. А это запоминается на всю жизнь. Правда, место для первого поцелуя я выбрал, мягко говоря, не очень удачное. Кладбищенская развалившаяся часовня. Она стояла посередине кладбища и наводила тихий ужас. Время же было соответствующее моменту. Ночь. Только молодая луна освещала сей памятный момент. Для снижения страха мы всегда громко включали транзисторы. Таковой и орал громко в данный момент. Аленка 1978 год Я не знал, куда его поставить, чтобы освободить руки и прикоснуться к упругой девичьей груди. Как я уже говорил, Лена была девочкой развитой в этом отношении. И у нее было к чему прикоснуться. Я, поставив транзистор на окно, зажав Лену в угол, нежно поцеловал и боязливо прикоснулся к ее груди. Она не дрогнула, не одернула мою руку, А еще крепче меня поцеловала. Я совсем осмелел. Это меня подбодрило. И мы стали самозабвенно целоваться и обниматься под громкие звуки транзистора. Я влюбился по самые уши. Мы с Аленкой, как я ее стал любя называть, каждый вечер встречались. Я ее подолгу ждал или у дома, сидя на скамейке с транзистором или стоял на мостике у пруда. Мы шли на базар. Это наше любимое место проведения встреч. Базарные дни были по субботам и по воскресеньям, а в будние дни он стоял тихо и был безлюден. Там еще долго сохранялся гул, издаваемый продавцами и покупателями, под сводами крыши. Гордо, подчеркивая свою важность, стояли тумбы для рубки мяса, густо покрытые солью. Они издавали характерный запах крови, свежего мяса и дерева. Такой же своеобразный запах издавали длинные, нагретые летним солнцем и еще теплые, деревянные прилавки, которые надолго впитывали и хранили запах, лежавшего на них товара. Мы с Аленкой садились на эти прилавки и самозабвенно, позабыв обо всем на свете и потеряв чувство времени, горячо обнимались и взахлеб целовались. - Ты хорошо целуешься. Где ты этому научился? – спросила меня Аленка. - Ни где. Это пришло само собой. Природа подсказала, да в кино внимательно подсмотрел – ответил я и мы снова стали горячо, по-взрослому, самозабвенно целоваться и обниматься. Более откровенных поползновений, кроме как поглаживание неопытной рукой девичьей упругой груди, я не предпринимал. Во мне все еще говорила детская стеснительность. Только я все время побаивался учителя математики. Проходя мимо его дома, косо и боязливо поглядывал на его окна. Дом стоял рядом с базаром. Школьники прозвали его «Циркуль». За его длинный предлинный рост и худобу. Внешне он действительно напоминал циркуль. И был довольно грозным учителем. Все ребята его немного побаивались за строгий вид и вспыльчивый характер. Так мы и прожили целый год. Поселок был маленький. Все у всех были на глазах. И что-либо скрыть было не возможно. Поэтому о наших с Аленкой встречах знал и говорил весь поселок. У Аленки, в ее доме в соседнем подъезде жил сосед. Мой одноклассник. Валера Левкович. Он был влюблен в Аленку. Хотел на ней жениться. И всех ее кавалеров бил и отваживал, как мог. - Я его побью – говорил он про меня всем у себя во дворе, но почему-то не трогал. Может от того, что я был его одноклассник и он знал, что я после школы уеду. В то время я уже учился в десятом классе Ружанской средней школы, а Аленка была на два года моложе меня. Но я знал, что когда окончу десятый класс, я поеду в город Ленинград. Поступать в институт. Институт я выбрал заранее. Еще когда я учился в восьмом классе. Мы всей семьей ездили в город Ленинград навестить мать отца (бабу Лену), и одновременно провести рекогносцировку местности, как сказали бы военные. Ведь через два года я оканчивал школу, а отец службу в армии. Для обоих наступало время изменений в жизни. Нам надо было определять дальнейшую свою судьбу. Мне место дальнейшей учебы, а отцу – место жительства. К моменту нашего приезда, у бабы Лены гостили две сестры. Они жили уже в городе и время от времени заезжали к ней. Они считались дальними родственниками. Одну звали Люда. Она была немного постарше. А другую - Света. - Здравствуйте! – громко сказала Люда, широко при этом улыбаясь и радуясь встречи. Обнялись и поцеловались с бабой Леной – Как поживаете? – спросила она – Все так же молоды и бойки, как всегда? Баба Лена засмущалась, но при этом довольно заулыбалась. Она любила комплименты. И всегда гордилась ими. Старушка представила нас друг другу. И мы сели за стол, на котором стояли простые блюда. В центре стола, как всегда по традиции, стоял графин с прозрачной жидкостью. Как я потом выяснил, это был самогон, по рецепту соседа Аркадия. Самогон отличался, по высказываниям, великолепной чистотой и хорошим вкусом. Отец его очень любил и без графинчика за стол не садился. Люда занималась танцами и была профессиональной танцовщицей. Она была красавицей. Высокая. Стройная. Тонкое, худенькое лицо обрамляли длинные, как смоль, черные волосы, всегда прибранные в косичку. Огромные, широко раскрытые и всегда улыбающиеся глаза с такими же огромными ресницами. Строгий, как литой, греческий нос. Красивые, длинные, стройные и сильные ноги танцовщицы легко и быстро переносили ее с места на место, не давая покоя. Она всегда, без забот, порхала по воздуху, словно весенняя бабочка. Характер был вздорный, веселый. Она напоминала никогда не умолкающую птицу-щебетунью. Говорила она всегда быстро, скороговоркой и тонким женским голосом. Все это вместе взятое сильно выделяло ее среди окружающих. Глаза всех мужчин так и западали, останавливались, застывали на месте. На Люде, которая очень собой гордилась и всегда себя оценивала высоко. Света же была ниже ростом. Имела светлые волосы и не такие, как у Люды, большие глаза. Но она была такая же стройная. Всегда добрая и немного молчаливая, в отличие от своей сестры. Выделялась ее задушевная простота, постоянная забота о родных, о бабе Лене, обо всех окружающих, что мне очень нравилось. Она училась на первом курсе Ленинградского Института Киноинженеров (ЛИКИ). Я сразу влюбился в нее. Всегда радовался и ждал их прихода. Расстраивался, когда мои ожидания не оправдывались. И я твердо решил поступать в ЛИКИ. И когда я с небольшим, но успехом окончил школу, мы с мамой поехали в Питер. Я подал документы в институт. Устроился на подготовительные курсы. И стал усиленно готовиться к экзаменам. С Аленкой нам пришлось расстаться. Но мы очень любили друг друга и постоянно переписывались. Я иногда получал от нее по два, три письма в неделю, отвечая на каждую, прилетевшую ласточку, и мечтая о встрече. Я всегда представлял, как она, окончив десять классов, приедет ко мне в город. Я ее встречу на вокзале, и мы заживем весело и беззаботно одной семьей. Со скрипом, но я все же поступил. Мама уехала к отцу, который дослуживал последние месяцы. Я же не стал жить у бабы Лены, хорошо зная ее скверный характер, и поселился в общаге. Начались годы учебы. Еще при поступлении я познакомился с парнем из Белоруссии. Витей Кравчуком. И спустя полгода, я его провожал на Витебском вокзале, сильно сожалея, что я не могу поехать с ним в Белоруссию к моей Аленке. В этот день мы с ним выпили на прощание какого-то венгерского ликера с оленем на синей этикетке. Одну бутылку я взял с собой домой к Новому году. Но на вокзале, где-то в привокзальной столовой, мы ее открыли и приговорили под горячий борщ. Я вернулся в общагу и, заливаясь пьяными слезами, улегся спать. Но настало лето. Мы успешно сдали вторую сессию. В институте начались каникулы. И я напросился к Витьку в гости. Мы поехали к нему в Белоозерск. Я у него в доме оставил вещи и на несколько дней приехал в Ружаны к своей любимой Аленке. Мне же старые друзья рассказали, что Аленка меня не дождалась и стала встречаться с одним из моих друзей – с Игорем Великим. Я был сильно опечален этим событием. Меня распирало зло. Как-то мы с ней встретились. Она была в окружении подруг. Мы холодно посмотрели друг на друга и разошлись. Потом, вечером, мы встретились с ней в какой-то компании. Сидя с ней в темноте и находясь в состоянии подпития, я попытался ей овладеть, зная, что она уже не девочка. Но из этой затеи ничего не получилось. Это был мой первый в жизни и неудачный опыт интимной жизни. Потом я покинул Ружаны, сильно расстроенный. Вернулся к другу в Белоозерск. Мы с ним договаривались вместе порыбачить, но так и ничего не получилось. Я вернулся домой в Питер. С Аленкой мы еще переписывались. Но письма уже были не такие. Они отдавали холодом и безразличием. Скорее были формальными и не говорили о любви. Так прошла осень, зима. Аленка окончила школу и поступила в Минск. В текстильное училище. Вопреки моим ожиданиям и мечтам о семье. Как она потом мне сказала, что я ее не приглашал. Вполне возможно, я это считал, как само по себе разумеющимся. В наших письмах всегда говорилось о встрече. Об ожидании встречи. О совместной жизни. О любви. Сдав экзамены за очередную сессию, я опять поехал к Витьку в гости. Чтобы потом приехать к Аленке в Минск. В Минск я приехал днем. Немного побродив по городу, вечером зашел к Алене на квартиру, которую она снимала вместе с подругами. Алены не было дома. Меня встретили ее подруги. Накормили. Уже было поздно. И мы легли спать. Аленки все еще не было. Только мы улеглись, как приходит ОНА. Сразу обниматься, целоваться. Мы с ней, не стесняясь подруг, легли вместе на одну кровать и стали заниматься любовью. Это была моя вторая попытка интима в жизни. И опять толком ничего не получилось. Так мы и прожили несколько дней. Днем она училась. Я ее ждал в общаге. Вечером мы встречались и каждую ночь занимались любовью. У меня по-прежнему толком ничего не выходило. И однажды ночью, после очередной попытки, она мне сказала, что если так и будет продолжаться, то она никогда не выйдет за меня замуж. Это был шок. С этим ощущением я и уехал. Оно меня потом сопровождало всю мою одинокую, молодую, полную встреч и разочарований, жизнь. После этой встречи мы вскоре расстались. Как-то я получил от Аленки письмо, в котором она сообщала мне, что она ждет ребенка от меня. Я сразу, как любой интеллигентный и добропорядочный человек, задумал жениться. О чем ей и написал. Хотя в моей голове крутилась одна мысль. Возможно, что ребенок не мой. Ведь одинокой женщиной с ее темпераментом, Аленку представить было трудно. Тут началось такое в доме у моих родителей, чего я никак не ожидал. Мать, переживая, прежде всего за хорошую квартиру, которую мы только пару лет назад, как получили, подумала, что девочка-нахалка, хочет переехать в Ленинград. Прописаться. Немного пожить, а потом развестись. Тогда бы мои родители должны были предоставить ей жилплощадь. О чем и подумать было страшно. Мама уговорила отца написать грозное письмо Лене, что он и сделал. На меня же она сильно надавила и постаралась объяснить, что сразу после месячных, а было оно именно так, детей быть не может. К тому же мама мне разъяснила, кто я и какое положение занимаю. Молодой, не работающий студент. Полностью зависим от родителей, которые его поят, кормят и прочее. Она мне сказала, что твоя Лена берет тебя на мушку, заявляя о беременности. И я смалодушничал, написав Лене письмо и сказав словами мамы о невозможности беременности и так далее. Потом, немного позже, я получил письмо от подруги Лены, в котором она говорит о большой, крепкой Лениной любви ко мне. Что Лена очень ждет от меня письма. Но я отвечать не стал. Прошло двадцать пять лет. Как-то я вернулся с работы и мама мне говорит, что в дверь звонила какая-то особа. Спросив меня, она заявила, что она моя дочь. Мама дверь не открыла, так и не узнав все подробности. Она об этом мне рассказала. И я призадумался. Первый человек, о котором я подумал, была Аленка. Я стал постоянно о ней думать, вспоминая все подробности наших встреч. Так, в размышлениях прошло несколько лет. Я хотел ее бы разыскать. Но как это сделать не знал. Ведь я знал только ее девичью фамилию и представлял ее дом, не помня точного адреса. А недавно в доме появился компьютер с выходом в интернет. Я со многими познакомился. Стали переписываться. Я почувствовал, что в мире не один такой, а нас много. С меня спала хандра и чувство одиночества. Единоличной борьбы с заболеванием.
Володя Касатов Так я познакомился с Володей Касатовым. Он живет в городе Минске. Мы с ним долго переписывались. Однажды мне в голову пришла идея попросить его разыскать Аленку в Минске. Что я и сделал, совсем не надеясь на успех данного мероприятия. Спустя некоторое время, когда я уже подумал, что он забыл мою просьбу, и решив о ней не напоминать, он мне написал, что у него есть телефон какой-то Труновой. Он запросил подробности, чтобы убедиться, что это та Трунова. Что было потом я не очень знаю. Но мы с ним еще связывались по работе. Для меня интересен регион с точки зрения оптовой торговли. В интернете я собрал адреса и телефоны всех изготовителей Беларуси по одной теме. Там оказался Ружанский производственно-пищевой завод. Я там сделал пометку больше для себя «Я здесь прожил 15 лет». Володя обратил на нее внимание и позвонил туда, попав сразу на мою одноклассницу – Лену Столбуник. Они поговорили между собой. Потом Лена перезвонила в Минск сестре Лены Труновой – Свете. И та сообщила своей старшей сестре, что ее разыскивают. Вот его письмо ко мне: «Елена живёт у своей сестры в Боровлянах около Минска. Муж погиб. Дочь Света где-то в самом Минске. Телефона нет. Черновик - письмо пишу днём, но надеюсь, что сестра Елены - Казимирчик Светлана мне позвонит сама. Ей не дозвониться и обо мне ей передадут. Мама Елены жива и живёт по улице Советской, а не Ленина. Ты спутал. Телефон не отвечает.Что Лена при этом почувствовала, когда она узнала, кто ее разыскивает. Мне трудно сказать. Она мне потом говорила, но я не запомнил. Было не до того. Володя
все это мне
написал.
Прежде всего,
о разговоре с
Леной по
телефону. Он
его передал
мне: «Сашенька!
Спасибо, что
ты меня
отыскал.
Обязательно
свяжусь с
тобой по
телефону. Я
всегда
помнила о
тебе. Если
можешь -
напиши:
220103, Беларусь, г.Минск,
103, а/я 75 . Лена.
Трунова» Прочитав
это послание,
сначала я не
поверил
своим глазам.
Потом был
полнейший
шок. А уж
потом пришло
ощущение
большой
радости.
Ощущение
полного
счастья. И в
то же время,
после
полного
осознания
этого
события,
стало
грустно. Ведь
Лена не знала
меня. В каком
я состоянии.
Что я инвалид
и болею
неизлечимой
болезнью.
И тут она
попросила
меня о визите
в гости. Я
испугался.
Подумал
прежде всего
о моем
состоянии.
Очень не
хотелось
предстать
перед
женщиной в
таком виде.
Еле, еле
ползающим по
квартире. Но
отказать в
визите я не
мог. Прежде
всего, мне
самому было
безумно
интересно
встретиться
с ней. Меня
распирало
любопытство.
Какая она
сейчас? Как
выглядит? Я
достал из
запасников
ее
фотографии.
То время,
когда мы были
еще молоды и
безумно
влюблены. На
фотографиях
Лена была все
также
восхитительна.
Сейчас же я не
мог ее
представить.
Боялся, что
она
располнела.
Стала
грузной и
малоподвижной.
Такая
коробочка. И
все же я дал
согласие на
ее приезд и
стал с
огромным
волнением
ждать. Я
боялся
встречи, как
нашкодивший
мальчишка.
Просил
Володю
поподробней
рассказать о
моей болезни.
Каков я
сейчас. Чтобы
она не
испугалась,
увидев меня.
Была
морально
готова к
встрече.
Володя ей все
обо мне
рассказал по
телефону.
Лену это не
испугало, что
меня немного
успокоило и
порадовало.
Она просила
мне передать: «Саша,
приезжаю в
Питер 17 марта
в 10.12 поездом
№50, вагон 4.
Чувствую
себя не очень
хорошо, но
надеюсь, что к
отъезду все
будет в
порядке. С
волнением
жду встречи.
Если в
течение
недели
произойдут
изменения,
сообщу
дополнительно.
Приеду на два
дня. Я волновался. А сможет ли она меня найти? Ведь адрес указан один, а сам дом находится на другой улице. Я подробнейшим образом Володе описал, как найти мой дом. Потом уже она мне сказала: «Написал так подробно. Я шла с Женей, словно здесь уже была. Все казалось знакомым». Я ее встретить не мог. Мама в этот день работала. Одна надежда – сын. Я попросил его встретить. И вот, наконец-то, произошла встреча. Случилось это 17 марта 2002 года. Я был в ванной комнате, когда услышал открывающуюся дверь и голос Алены. Я вышел, крепко держась за стенку, чтобы не упасть от волнения. И увидел ЕЕ. В проходе было темновато, но я успел рассмотреть ее, крепко сбитую, спортивную фигуру, большую грудь. Одета она была в джинсы и свитер. Вокруг лица была копна жестких, ярко-медных волос. На лице угадывались не легкие прожитые годы. Глаза же были прежними. Излучали тепло, большую нежность и молодой, задорный характер. Мы немного боязливо и не ловко обнялись и долго не могли оторваться друг от друга. Я думал о поцелуе. Но не был в этом уверен. Как она воспримет. Потом я сел на диван. Подошла Алена, тоже присела, и мы долго, не отрываясь и не говоря ни слова, смотрели глаза в глаза, жадно поглощая друг друга.
Аленка Что было дальше, я вспоминаю с трудом. В основном говорили наши глаза, немного жалевшие о прожитых в разлуке годах. В них угадывалось воспоминание о молодости, о наших встречах, о не забываемых поцелуях и объятиях. Все было, как во сне. Она сидела на диване, все время, поглаживая мою руку, отчего мне было удивительно приятно. Что-то говорила, но я не слушал. Никак не мог поверить в то, что случилось. Не верил ни своим глазам, ни своим ушам. Одно только сердце билось в груди, пытаясь из нее выскочить, от радости встречи. Аленка привезла мне в подарок и надела серебряную цепочку с иконкой Николая Чудотворца, при этом сказав, что она освящена в церкви, и запретив мне ее снимать. Что-то подобное было и нее на шее. Еще она привезла символ города Минска и набор маленьких, красиво оформленных шоколадок. Потом она мне долго рассказывала о себе. О своей жизни. О замужестве и жизни на Дальнем Востоке. О том, как погиб муж, и как она вернулась в Беларусь. Показала альбом с фотографиями. Дочку. Ружаны. Рассказала, как изменился за эти годы поселок. Что построили нового. Как изменились, живущие в поселке люди. Рассказала о судьбах общих наших знакомых, некоторых моих одноклассников. Как глупо погиб мой лучший школьный друг, одноклассник – Серега Зленко. Зленыч, как мы его называли. Достала старые фотографии нашей молодости. Воспоминаниям не было предела. Вечером же она прочитала мне удивительно хорошие стихи, которые она когда-то написала. Они были о большой и горячей любви. О расставании. Я их очень близко к себе воспринял, внутренне понимая, что в них, конечно же, говорится не про меня. Теперь ее фамилия – Муромцева. Елена Ивановна Муромцева. Но для меня она навсегда останется Аленушкой Труновой, моей нежной, горячей, незабываемой любовью. Именно тогда я почувствовал, что всегда, все эти двадцать пять лет, где-то очень глубоко, глубоко, на подсознательном уровне я всегда любил только ее. Мою Алёну Трунову. И вот теперь, когда мы встретились, эти чувства вышли наружу с новой, более зрелой силой. И эта сила, сила любви, поглотила меня полностью, с головой. Реально показав, каково оно - это счастье любить и быть любимым. Я ощутил это впервые в жизни. Бог не пропустил меня, одарив своим вниманием. Своей любовью. Своим светом. Благодарю его за это. Я же в свою очередь рассказал о себе. О своих, неудавшихся женитьбах. О причинах, побудивших меня начать поиски. О том, как я нашел ее и той радости и безмерном волнении, которые я при этом испытал. Так, незаметно, настал вечер. Мы не могли насмотреться друг на друга, все поглощая и поглощая друг друга глазами. Я долго не мог поверить своим глазам. Аленка, любимая Аленка, спустя двадцать пять лет!!! целых четверть века, приехала ко мне в гости, что она рядом, и я по-прежнему ее могу обнять, поцеловать, почувствовать ее тепло, ее нежность. Ее теплые руки без устали гладили мое лицо, мои волосы. Мы обнимались и робко, не умело целовались, как школьники, как дети. Сели, как водится за стол, отметить нашу встречу. Разговорам и воспоминаниям не было конца. Мама все расспрашивала о своих сослуживцах, о друзьях и знакомых. Аленка знала все и о всех. Отвечала на все вопросы. За разговорами просидели до самой ночи. Легли спать. Мама на Женино кресло, уступив Аленке свой диван. Я же лег в своей комнате. Ночь у меня была бессонной. Множество раз я прокручивал и прокручивал в уме, не веря во все происходящее. Она у меня пробыла два с лишним дня. На второй день моя мама водила ее целый день по городу, показывая его основные достопримечательности. Я же, в ожидании, попытался хоть немного поспать. Удалось мне это с превеликим трудом. А вечером, как только они с мамой вошли, Аленка бросила все и кинулась ко мне. Так мы соскучились, проведя эти несколько часов в разлуке, которые по сравнению с четвертью века, казались вечностью. Аленка показала мне маленький серебряный браслет, который я ей «подарил». Браслет был на подобие цепочки, висевшей у нее на шее. Мы опять были вместе, рядом. Обнимались и целовались. Говорили очень мало. В основном только глазами, которые радостно светились любовью и нежностью. Что было в этот вечер, я уже не помню. Для меня время потеряло всякое значение. Я видел и чувствовал только Аленку. На завтра она уже уезжала. Это был наш последний вечер. Проводил я ее со слезами на глазах, твердо обещая не плакать и понимая, что это не возможно. Мы договорились снова встретиться в июне, когда она пойдет в отпуск. И что она обязательно приедет с дочкой. Мама ее проводила. Посадила на поезд. |